Статья к 60-летнему юбилею

Газета "Музыкальное обозрение", 2005 г.

15 июня 2005 г. известному в России и в мире музыканту-исполнителю, педагогу, Заслуженному артисту России, профессору, ректору Ростовской государственной консерватории (академии) им. С. В. Рахманинова, лауреату газеты «Музыкальное обозрение» в номинации «Руководитель года», члену Президиума Учебно-методического объединения по высшему музыкальному образованию России Александру Степановичу Данилову исполнилось 60 лет. Юбилей стал поводом для разговора на темы не празднично-формальные, но действительно актуальные для каждого музыканта.

Александр Степанович, Вам удается на протяжении многих лет успешно сочетать исполнительскую, педагогическую, административную и общественную деятельность, причем в каждой сфере результаты весьма и весьма значительны. Вы - лауреат нескольких исполнительских конкурсов, один из мэтров современного исполнительства на балалайке, выступавший с сольными концертами в более чем 100 городах России и в 36 странах мира, воспитавший многих лауреатов международных конкурсов, ректор Ростовской консерватории на протяжении последних 17 лет. Кем Вы себя сегодня больше ощущаете: исполнителем, педагогом, руководителем?

Конечно же, руководителем, а точнее - слугой тысячи с лишним господ, составляющих коллектив консерватории. Если перечислять и дальше варианты самооценки этой роли, то, в зависимости от обстоятельств, ощущаю себя то «козлом отпущения», то «чистилыциком-либеро», часто - спасателем МЧС, иногда - игроком в русскую рулетку или заложником, за которого никто не даст выкупа.
Ректор консерватории последние 15-20 лет должен быть и сантехником, и юристом, и бухгалтером с устойчивыми свойствами Плюшкина, хотя бы поверхностным строителем, «крутым пацаном» во взаимоотношениях с арендаторами, Талейраном в общении с СЭС, пожарниками, КРУ и т.д. и т.п. При этих непременных качествах желательна еще одна маленькая деталь: ректор консерватории, по возможности, должен быть универсально эрудированным музыкантом, понимающим специфику каждой специальности, иначе преподаватели спецкафедр не станут воспринимать тебя всерьез даже в качестве сантехника.
А чтобы оставаться исполнителем, я на протяжении последних двадцати четырех лет (семь лет был проректором, семнадцать - ректором) ежедневно, после административной и педагогической работы, порой до полуночи, занимался на инструменте. В эти два-три часа я и ощущал себя состоятельным музыкантом.

Успешно возглавлять любой коллектив - непросто, творческий же, где каждый привык быть первым, - в особенности. Какими принципами Вы «руководствуетесь, руководя»?

Самый главный принцип, вернее, внутренняя установка, пожалуй, такова: «я - равный среди равных, не первый, но единственный, кто отвечает за все, особенно негативное». Я осознанно работаю для всех. При этом мне всегда претило демонстрировать свою значительность, а тем более - многозначительность. И, что самое важное для внутренней свободы, я никогда не боялся лишиться бремени своей должности (это, пожалуй, мое единственное сильное качество).
С позиции современных стандартов я - неважный менеджер-руководитель. Как большинство музыкантов - не прагматик, не рационалист. Мне не хватает жесткости, административной твердости, которые всегда облегчают решение производственных проблем. Но я всегда помню, что в творческом вузе, особенно музыкальном, как в отгороженной от действительности резервации, живет и трудится особая, исчезающая в силу все большей невостребованности порода людей, чья подвижническая педагогическая и творческая деятельность не является средством зарабатывания денег. Процесс получения ими зарплаты в кассе бухгалтерии - это ежемесячно повторяющееся наивное изумление, короткое прозрение при столкновении с иной реальностью, когда труд нынешних Нейгаузов, Столярских, Наумовых оценивается горе-государством ниже допустимого - черты выживаемости. Подобные люди, практически бескорыстно сохраняющие культурные, музыкальные традиции нашего Отечества, достойны того, чтобы служить им и нашей профессии, сохраняющей в человеке духовное и нравственное начало.

Вы успели поработать руководителем в доперестроечные времена, пережить катаклизмы бесконечных реформ. Когда легче работалось - тогда или сейчас?

Моральное состояние было лучше в «те» времена - самообмана и прожектерства, когда интеллигенция наивно верила, что «процесс пошел» и «новое мышление» позволит решить все накопившиеся в обществе проблемы. Я был делегатом всех съездов Российского Союза ректоров, начиная со знаменитого первого, где Ельцин торжественно обещал «лечь на рельсы», но не обидеть Высшую школу. Прошедшие с тех пор пятнадцать лет стали страшным испытанием для преподавателей и для ректоров государственных вузов.
Сегодня, к великому сожалению и не менее великому удивлению, работается еще труднее. Казалось бы, самые сложные финансовые передряги у государства - позади. Однако постоянное желание всех сменяющихся правительств отмахнуться от Высшей школы, как от назойливой мухи, нынче и вовсе превращается в желание прихлопнуть, приватизировав, сменив организационно-правовой статус. Сейчас проектом нового федерального закона предполагается замена государственных учреждений на АУ (акционерное учреждение) или ... ГАНО (государственная автономная некоммерческая организация), что свидетельствует о явной враждебности чиновников-временщиков к образовательному сообществу. Внося подобный законопроект, правительство и думское большинство, его утвердившее, напрямую посягают на Конституцию России, определяющую государство как правовое и социальное, гарантирующее бесплатное образование. Я удивляюсь смирению и покорности правления Российского Союза ректоров, постоянно переносящего сроки проведения очередного съезда ректоров в ситуации самой реальной угрозы разгосударствления Высшей школы. Художественное, музыкальное образование погибнет сразу - ведь платить за многолетнее обучение музыкантов, носителей теперь уже непрестижной профессии, не сможет, да и не захочет никто.

Во всем мире признано, что в России сложилась самая эффективная система профессионального музыкального образования. Будем надеяться, что совместными усилиями эта система будет сохранена. Впрочем, переломное время, в которое мы живем, трансформирует и плохое, и хорошее. Наверняка и в хорошо работающей, отлаженной системе временами возникает сбой. Какие проблемы сегодня наиболее остры в отрасли музыкального образования?

Боюсь, что вызову непонимание многих коллег, но одной из первостепенных проблем отрасли считаю не нищенские зарплаты профессоров, доцентов и преподавателей, не падение социального престижа профессии, а патологическое количество высших учебных заведений, полностью, частично или символически реализующих программы музыкального образования, растворяющих без остатка традиционно высокое качество подготовки российских музыкантов. В СССР музыкальных вузов было 19-20. Сейчас только в России 64 (!) вуза реализуют образовательные программы высшего профессионального музыкального образования. В подавляющем большинстве эти музыкальные факультеты университетов или институтов, средние профессиональные заведения, сменившие вывески на вузовские, бывшие институты культуры, лукаво заменившие непрестижную и неконкретную «культуру» на искусство, и прочие суррогатные образования, ежегодно производят тучи полудилетантов. В результате эти горе-специалисты надолго занимают вакансии в музыкальных школах, училищах искусств, порой даже в вузах. Результаты их работы более чем плачевны.
Получение лицензии на право образовательной деятельности в прошедшие пятнадцать лет было делом техники. Способы решения этой проблемы известны. В результате, высшее музыкальное образование можно получить в городах, где полностью отсутствует музыкальная инфраструктура: симфонический оркестр, оперный или музыкальный театр, даже музыкальное училище. И большинство подобных вузов, не имеющих материально-технической базы и профессиональных кадров, финансируется из госбюджета. Для всей России, с учетом тяжелой демографической перспективы, достаточно 12-13 государственных музыкальных вузов, охватывающих всю территорию. Критериями их отбора должны быть не только результаты государственных аттестаций (известно, что в нашей отрасли аттестуют все подряд), но и высокое качество профессиональной подготовки музыкантов, подтвержденное многолетними практическими результатами. А безответственных инициаторов бесконечного увеличения отраслевой образовательной сети, на месте наших экспериментаторов-реформаторов, я бы как раз и переводил в этот пресловутый правовой статус ГАНО или АУ-у-у...

Известно, что Учебно-методическое объединение по высшему музыкальному образованию выдает заключения, открывающие дорогу для последующей выдачи лицензии подобным вузам. Получается, что Вы, как член Президиума УМО, также несете ответственность за сложившуюся ситуацию?

Приведу такой пример. На последнем рабочем заседании Президиума УМО в Федеральном агентстве по культуре и кинематографии в конце апреля руководитель музыкального факультета Тамбовского университета обосновывал необходимость и готовность тамбовчан готовить в массовом количестве джазовых певцов для России. Всем профессионалам известно, насколько это специфическая, редкая специальность. В России практически нет исполнительской школы и педагогических традиций подготовки подобных певцов в консерваториях и вузах, нет и востребованности, в отличие, скажем, от Америки. Ростовская консерватория и Российская академия музыки им. Гнесиных, ведущие подготовку джазовых музыкантов уже более 20 лет, понимая профессиональную ответственность и сложность в поиске хотя бы одного-двух преподавателей-носителей этого жанра, не могут до сих пор позволить себе готовить в массовом количестве джазовых певцов. В Тамбове - элементарно! Невзирая на положительное экспертное заключение Игоря Бриля, посчитавшего, что именно из тамбовских пространств Россия наполнится джазовыми певцами, Президиум отказал в положительном заключении. Однако если напористый тамбовчанин подключит юристов (закон позволяет любому настойчивому авантюристу получить лицензию) и другие известные резервы, наш отказ будет проигнорирован, как во многих других случаях.

Крайне удивительным и безнадежно закономерным выглядит нежелание чиновников считаться с мнением наиболее компетентных специалистов. Можно ли что-нибудь противопоставить этой казуистике?

Есть общие тенденции и угрозы в планах и действиях чиновников, реформирующих образование, науку и культуру с одной целью - лишить государственной поддержки. Это необходимо видеть всем ответственным людям и предпринимать все возможные меры для сохранения хотя бы лучших отраслевых государственных вузов. Небезгрешны и сами музыканты. В бесконтрольности безумного расширения сети музыкальных вузов и факультетов виноваты не только непродуманные законы и беспринципные, часто коррумпированные чиновники. Беспринципны и безответственны и наши вузовские коллеги, как правило, одни и те же профессионалы-эксперты, выезжающие из столиц в регионы для составления экспертных заключений. Безумный перекос в количестве появившихся вузов и полудилетантство в качестве подготовки ими специалистов - следствия целого ряда причин: гостеприимство принимающей стороны и эмоциональная, сочувственная реакция экспертов на благородное с виду стремление (не казино же люди хотят открыть!); отсутствие веской стратегии развития отраслевого музыкального образования и контроля за количеством и качеством сети; мнимое первенство «декоративного» закона, широко открывающего двери в образовательную сферу авантюристам. Ситуацию надо срочно исправлять. Но не таким же образом, как намереваются реформаторы - пустить на самопрокорм всех! Хоть и запоздало, но я призываю к ответственности музыкантов, коллег-экспертов: не будьте штрейкбрехерами собственной высокой профессии!

Любая должность не только накладывает ответственность, но и дает право выбора. Перед каким выбором Вы, как ректор, оказались в последние годы?

Сейчас каждый ректор нестоличной консерватории при скудных внебюджетных ресурсах вынужден постоянно выбирать какой-то один из двух вариантов: или материально поддерживать преподавателей, работающих на перспективу удержания и развития профессионализма, или направлять эти средства на поддержание более широкой творческой, научной среды, влияющей на формирование не только профессионалов, но и слушателей, общественного мнения, укрепление авторитета вуза в новых условиях творческой, образовательной состязательности. На обе эти цели ни бюджетных, ни заработанных средств пока не хватает. И если ректор (как это делаю я) ежегодно берется за проведение музыкальных фестивалей, научных конференций, конкурсов, финансирует книго-, нотоиздание и т.д., он отдает себе отчет, что эти, зачастую «отнятые» у коллектива, перераспределенные внебюджетные средства могли бы немного улучшить материальное состояние преподавателей. Жестокий выбор, но делать его приходится.

Как относятся к Вашей позиции сами преподаватели?

Во всех начинаниях, многие из которых, кстати, исходят от моих коллег, я всегда нахожу поддержку. Нынешнее поколение педагогов все еще позволяет солидарно эксплуатировать свой профессиональный патриотизм и энтузиазм. Следующее - вряд ли позволит. Для многих молодых талантливых музыкантов работа в консерватории уже не выглядит ни социально престижной, как это было раньше, ни материально привлекательной. Отдаленная временем вершина карьеры - ученое звание профессора с зарплатой менее 200 долларов заставляет многих искать (и находить!) применение своему таланту за пределами России. За бюджетные деньги, «задарма», мы поставляем всему миру элитных музыкантов, ученых, художников, литераторов, не задумываясь о собственных перспективах. В свете (а вернее сказать «в тьме») надвигающейся реформы Высшей школы, боюсь, и само слово «перспектива» будет лишним. За последние десять-пятнадцать лет многие талантливые, достойные музыканты нашли другое применение своим способностям. Что может ждать нас на новом витке - страшно представить.

Каким же образом объяснить всеми признанные успехи Ростовской консерватории именно в этот неблагоприятный отрезок времени?

Как известно, трудности закаляют российского человека, стимулируют его изобретательность, находчивость и способность к выживанию. Есть и внутренние условия, обстоятельства в истории каждого отдельного вуза. Есть, наконец, и желание грести против течения. За последние полтора десятилетия мы открыли ССМШ 11-летку, аспирантуру, Южный центр повышения квалификации и профессиональной переподготовки, диссертационный совет, кафедру информационных технологий. Десятки наших воспитанников ежегодно становятся лауреатами международных и всероссийских конкурсов. Мы, создавая себе огромные финансовые и организационные трудности, ежегодно проводим музыкальные фестивали, научные конференции, издаем научную и нотную литературу. Живем активно и с надеждой на лучшее, понимая, что, не прилагая столь значительных усилий, мы будем деградировать и предоставим тем самым все аргументы для заклания. Сегодня у нас, по-моему, лучший среди нестоличных консерваторий профессорско-преподавательский состав: от общего числа преподавателей профессора и доценты составляют 84,5 % (в 1988 г. - 19,2 %). Но если бы Ростовская консерватория не финансировалась из госбюджета даже в таких нищенских объемах, как в упомянутый период, если бы мы стали АУ или, простите, ГАНО, то в наших стенах, в самом центре Ростова, давно было бы казино или сверкающий торговый центр.

В Ростове есть три, слава Богу, неторговых центра, формирующих и направляющих музыкальный вкус слушателей: филармония, музыкальный театр и консерватория. Выпускники нашего вуза составляют основу всех художественных коллективов, являются солистами филармонии. Какие еще отношения связывают эти учреждения?

Скажу с удовольствием, что в Ростове мы имеем идеальную модель творческого и организационного взаимодействия, взаимодополнения, братского использования материальных и творческих ресурсов трех основных музыкальных учреждений. И планомерно, и оперативно консерватория постоянно пополняет своими воспитанниками четыре оркестра и ансамбли филармонии, оркестр, хор и оперную труппу нового музыкального театра. Филармония и театр, будучи до предела загруженными собственными репетициями, необходимостью зарабатывания денег на прокате залов, всегда откликаются на любую просьбу консерватории, предоставляя безвозмездно залы, костюмы, реквизит. Если учесть, что Ростовская консерватория, единственная в России, почти сорок лет просуществовала без собственного учебно-репетиционного, концертного зала, то можно представить эффективность подобных отношений, степень профессиональной ответственности моих коллег-руководителей, их мудрость.

Мне не очень нравится звучащая порой формулировка «нестоличный», «провинциальный» или «периферийный вуз». Мне кажется, уровень ростовских музыкантов -исполнителей, преподавателей, музыковедов - вовсе не провинциален. Но какая-то специфика, видимо, все-таки «имеет место быть»?

Сегодня - время многократно повышенной ответственности руководителей вузов, музыкальных учреждений за последствия принимаемых решений - кадровых, финансовых, правовых, социальных, профессиональных. Время, опасное возможностью малозаметного движения к деградации, особенно в условиях периферии, где слой крупных творческих личностей несравнимо более тонкий, чем в столицах. Потеря для Ростова одного-двух лидеров может привести к усыханию тонкого ручейка исполнительской или научной школы. Для нашей консерватории большой проблемой становится возраст профессорско-преподавательского состава, ставшего у истоков местных педагогических и исполнительских традиций, принявшего эстафету непосредственно от своих великих Учителей: Софроницкого, Гутникова, Столярского, Власенко, Янкелевича, Хачатуряна, Баласаняна, Сохора и других. Страшит перспектива качественного невосполнения свойств нынешнего поколения педагогов-исполнителей, поскольку по многим причинам (и объективным, и субъективным) молодые не всегда готовы подхватить эстафету. Что хорошо, наши ведущие педагоги, как и раньше, регулярно занимаются со своими студентами, постоянно находятся на месте в отличие от преподавателей столичных вузов, где роль педагога часто низводится до роли менеджера, «устраивающего» своих учеников на конкурсах и перспективной работе!

Что бы Вы сами оценили в своей деятельности как несомненные плюсы, достойные поступки и явные минусы, сомнительные достижения?

Очень горд важным для себя достижением: за почти четверть века административной деятельности не наградил себя ни разу ни медалькой, ни почетным званием, ни хотя бы хилым статусом академика каких-нибудь несуществующих наук. Сейчас это так просто и так модно. Еще горжусь тем, что никогда не подписывал коллективных обращений и воззваний, если их содержание расходилось с моей гражданской позицией. Что касается моих плюсов в административной и творческой работе, то для меня их в чистом виде нет. Все виднее со стороны. А вот явных минусов - воз: не построил до сих пор концертный зал и жилой дом для преподавателей, не приобрел «Стенвей», не отремонтировал фасад консерватории. Впрочем, внутри - уже неплохо.

И все же, несмотря на все трудности, мы всегда жили надеждой на лучшее. С чем связаны Ваши надежды, Ваши планы?

Говоря о надеждах и планах, я, как заигранная пластинка, всегда пою об одном и том же: в Ростове нет не только Большого зала консерватории, обогатившего бы своими особыми творческими возможностями музыкальную жизнь крупнейшего культурного центра России, у нас до сих пор нет органа - непременного и важнейшего атрибута европейской музыкальной культуры. Шесть лет назад наш губернатор построил один из лучших в России современных музыкальных театров. Грешно было сразу же просить еще что-то. Сейчас, после дипломатической паузы, пора будить общественное мнение, озадачивать наше руководство этой давней просьбой. Я глубоко уверен в одном: если государство нас не предаст, не лишит государственной поддержки, Ростовская консерватория, в ряду с другими заслуженными российскими консерваториями, всегда будет одной из лучших. У нас на юге - талантливый, органично музыкальный народ. Как хочется все это сохранить!