«Музыкальная культура христианского мира»: какие мы разные

Литературная газета – Юг, 2000 г.

«Музыкальная культура христианского мира»:
КАКИЕ МЫ РАЗНЫЕ

Фестиваль «Музыкальная культура христианского мира», проходивший в Ростове с 17 по 21 апреля, был чрезвычайно интересен не только как чисто музыкальное явление. Он дал пищу для размышлений о специфике российского отношения к религии и к искусству. Музыкальные впечатления от четырех фестивальных концертов оказались настолько различными, насколько различна психология людей, составляющих огромный христианский мир.

Выступление юра Московского патриархата «Древнерусский распев» под управлением регента Анатолия Гринденко, открывшее фестиваль, на мой взгляд, стало его главным событием. Песнопения Русской Православной Церкви XVI-ХХ веков, исполненные хором, – огромная область духовной музыки, сравнительно малоизвестная слушателю. Вобрав в себя влияния как Запада, так и Востока, эти песнопения обладают совершенно особым колоритом и редкой красотой.

...Движения Анатолия Гринденко скупы настолько, что почти незаметны. Так же скупы и точны его краткие комментарии к исполняемой музыке. Десять певчих в черных рясах подчеркнуто неартистичны. Они предельно углублены в себя и не видят публики. И полное отсутствие любования собственным голосом, в той или иной степени присущее практически любому вокалисту. Это специфика полученного образования и профессии: певчие, привыкшие петь в храме, обращаются непосредственно к Богу. Звучание каждого отдельного голоса полностью растворено в ровном звучании хора. Но эта почти инструментальная ровность сочетается с высокой эмоциональностью – естественно, строй эмоций здесь совершенно особый.

Исключительное профессиональное мастерство «Древнерусского распева» поставило всех остальных участников фестиваля в невыгодное положение: соответствовать уровню первого концерта оказалось нелегко. Наибольшим контрастом прозвучало выступление американского квартета университета Бригема Янга. Другой мир, другая психология, другое искусство...

Собственно, американская религиозность в целом, в отличие от русской, не предполагает отречения от мира материального и глубокого погружения в мир духовный. Вероятно, поэтому американская духовная музыка, показанная квартетом, так близка традициям бытового музицирования. Но, быть может, поэтому же она так однообразна и – прошу прощения! – малоинтересна. Фамилии композиторов меняются, а звучание все то же – мягкое, расплывчато-благозвучное.

Слушая американцев, я с большим удивлением обнаружила в себе нехарактерный патриотизм: это оказалось настолько ниже среднего российского уровня! Точнее, в квартете имеется один хороший голос (Линдзи Робисон), один – вполне приличного профессионального уровня (профессор вокала Клейн Робисон), один – весьма средний (Брайн Стукки) и один – ниже всякой критики (Вивьен Робисон). Но дело даже не только в том, что в квартете желательно наличие четырех хороших голосов. Главное то, что квартет, то есть ансамбль, здесь попросту отсутствует! Четыре человека, стоящие на сцене, с непоколебимым американским простодушием исполняют свои партии – каждый в меру своих возможностей – и, похоже, и не делают попыток свести четыре партии в нечто целое. Квартет семейный – и уровень музыки вполне домашний. Более того. Тенор Брайн Стукки по совместительству играет на виолончели. Мало-мальски приличный преподаватель ростовской музыкальной школы выгнал бы его с урока за фальшь, на которую он сам особого внимания не обращает (когда музыкант с фальшивил по случайной оплошности, это всегда видно по его лицу). Сопрано Линдзи Робисон совершенно по-любительски наигрывает на гобое – то же может делать и любой российский вокалист. Разница в том, что нашему соотечественнику не придет в голову обнародовать свои упражнения на сцене международного фестиваля.

Возможно, суть не только в разнице мировоззрений, но и в разнице систем образования. Те, кто имел возможность познакомиться с американской системой школьного образования, обычно отмечают ее свободу и уважение к личности ребенка, но одновременно – относительно малую результативность. Попросту говоря, в советской музыкальной школе ребенка заставляли играть гаммы и этюды по два часа в день. Никакой свободы личности, но технику без этого вряд ли выработаешь. Кстати, сейчас наши музыкальные школы резко изменились. Преподаватели, чтобы не лишиться последних учеников, вынуждены идти навстречу их вкусам и желаниям. Школа дала явный крен в сторону любительского музицирования. Для большинства учащихся это, вероятно, к лучшему, но, думаю, уровень профессионалов к тому времени, когда подрастут нынешние дети, сильно упадет.

Впрочем, когда слушаешь хор лицея при Ростовской консерватории, подобные мысли в голову не приходят. Его руководитель – доцент консерватории Сергей Тараканов – настолько увлеченный музыкант и высокий профессионал, что дети у него исполняют технически сложные произведения легко и естественно. Так же, как и его взрослые подопечные, участники Донской хоровой капеллы «Анастасия». Это я о втором концерте фестиваля, где встретились сразу несколько ростовских коллективов. Кроме уже названных, выступали хор и симфонический оркестр консерватории (хормейстер – заслуженный деятель искусств России, профессор консерватории Юрий Васильев, дирижер – доцент консерватории Александр Гончаров), исполнившие кантату Танеева «Иоанн Дамаскин». Студенты, исполнившие также «Немецкий реквием» Брамса на заключительном концерте фестиваля, выглядели совсем неплохо; отдельные казусы, имевшие место в оркестре, не выходили за пределы того, что иной раз позволяют себе опытные музыканты из филармонического оркестра. В хоре Старочеркасского монас тыря (руководитель Сергей Пивоваров) мелькало на удивление много знакомых светских лиц. Некоторые из них перед выс­туплением едва успели сменить концертные костюмы капеллы «Анастасия» с галстуком-бабочкой на черные рясы. Профессионализм этих музыкантов – вне всякого сомнения, но общая достоверность впечатления падает...

Итак, мы лишний раз имели возможность убедиться, что наше возвращение в лоно христианства состоялось. В этой связи весьма характерно выглядит записка, полученная гостем фестиваля диаконом Андреем (Кураевым) во время его выступления: «Как Вы относитесь к тому, что наши дети, которых мы воспитываем в православной вере, в музыкальной школе учат музыку католика Баха и масона Моцарта?» Брови отца Андрея удивленно поползли вверх: «Простите, но Бах – лютеранин». По его словам, в странах, где христианская традиция не была нарушена, как в России, подобным вопросом давно никто не задается.

Мне почему-то кажется, что автор записки лет пятнадцать тому назад был правоверным комсомольцем и осуждал Баха с позиций воинствующего атеизма. А сейчас, став не менее правоверным христианином, сохранил свою комсомольскую нетерпимость. Вот только выяснить настоящее вероисповедание немецкого гения не удосужился ни тогда, ни сейчас...

Анна КОЛОБОВА