Морализируя, будь нравственным

"Советский музыкант", 1989 г.

Когда знакомый тебе автор затрагивает в статье проблемы этики и гуманности, невольно оцениваешь не только представленный им материал, но и соответствие нравственных качеств самого автора уровню рассматриваемой темы. Когда же происходит несовместимое - пишущий об этике использует неэтичные средства для достижения определенной цели - сей феномен нуждается в пристальном внимании и рассмотрении.

С автором статьи в "Прожекторе" студентом Жабинским К. я довольно хорошо знаком по нескольким производственным ситуациям, имевшим место за небольшой пока период его учебы в институте. Они заслуживают внимания в качестве необходимого дополнения к оценке его статьи. В сложный для Жабинского период учебы ректорат, в середине прошлого года, нарушив существующее положение о переводах, но, пойдя навстречу студенту, перевел его со струнного отделения на ТКФ. Прошло лишь несколько месяцев пребывания Жабинского в институте - и наступило время выборов ректора. Тогда я услышал знакомого студента в деле -на трибуне. Выступление Жабинского на собрании произвело своеобразное впечатление по двум причинам. С одной стороны, оно было ясно выстроенным, не косноязычным и потому выгодно отличалось от выступлений студентов-баянистов. Про себя я с удовольствием отметил, что ректорат не ошибся, переведя его на ТКФ. С другой стороны - поразила резвая моральная готовность студента к категоричным оценкам работы и действий людей по непроверенным фактам или подсказанным ему мнениям. Так, он безапелляционно констатировал, что студенты Ю. Шишкин и А. Харагоргиев подвергались обработке (видимо, в мою пользу) в комитете комсомола и секретарем партбюро. Вышел конфуз: Ю. Шишкин публично - на собрании, А. Харагоргиев - в перерыве отвергли эти утверждения. Сомнительным по правомочности, как студента начинающего учебу, прозвучал и его упрек в том, что я, как проректор, не знаю студентов. Упрек мог быть мною понят, будь Жабинский постарше курсом. К тому же лично Жабинского, как студента, я знал. Соответственно, и он об этом знал. Когда же строгий первокурсник - видимо телепатически, не в качестве же свидетеля - отрицательно оценил мою работу в должности проректора за шесть лет и предложил уйти в отставку, признаюсь, я почти готов был это сделать.

Ведь уже состоялось подобное, такое же памятное выступление и Ю.Шишкина, который небезосновательно уличил меня, как незадачливого претендента на должность ректора, в нездоровости цвета лица, некрепком состояние здоровья и многом другом. Очередной "синдром Жабинского" обнаружился в августе. Невзирая на предварительную договоренность и решение комитета комсомола, этот молодое человек, склонный к похвальному морализированию, никого не предупредив, не прибывает на консервный завод в качестве комиссара отряда. Это предыстория. Поскольку перечисленное говорит о некоторой обозначившейся последовательности поступков Жабинского, не мог об этом не вспомнить, даже рискуя заслужить упреки в преувеличенной пристрастности к нему.

Статья в "Прожекторе" - блестящая по степени тонкой иронии, чувству стиля и формы. Разделяю понимание Жабинским некоторых накопившихся противоречий студенческого общежития, выразившихся и в организации, и в ходе собрания. Но та часть её содержания, в которой фигурируют определенные "факты" и "цитаты" заставляет меня, как участника и свидетеля описанных событий в очередной раз усомниться в высокой нравственности студента.

...На собрание в общежитие администрация пришла почти в полном составе по приглашению студсовета с целью ответить на все возможные вопросы студентов. Сам факт многочисленности состава ректората уже приводит в иронический раж Жабинского.

Думаю, что и малое представительство администрации вызвало бы ту же реакцию. Администрация - персонаж отрицательный и свое известное отношение к ней Жабинский пытается подкрепить далеко не оригинальными средствами. Когда ректор, видя в спортзале всего лишь двенадцатую часть студентов, проживающих в общежитии, в объяснимой эмоциональной форме выразил сомнение в их желании и способности к самоуправлению и пообещал, в качестве вынужденных действий, с целью срочного решения затянувшихся вопросов прописки и освобождения необходимого количества комнат прибегнуть, цитирую себя, к "жестким мерам административного воздействия" к нарушителям правил проживания в общежитии, то это выражение только при большом желании можно было перепутать с "жестоким террором". Но видимо для Жабинского это тот случай, когда цель оправдывает средства: чтобы убедить читателя в коварности и неинтеллигентности не симпатичного ему ректора он идет на "маленькое" литературное преувеличение. Если бы в статье была только эта "неточность", я бы уже огорчился за Жабинского, как за состоятельного моралиста.

Следующий шаг на пути желаемого обличения не только администрации, но и нового, пытающегося действовать состава студсовета, - утверждение о предварительном согласовании позиций, видимо, только на основании их "подозрительной" для Жабинского схожести. Здесь автор, уже указывая как на верное - на отретушированный им портрет ректора-террориста, с безнадежностью констатирует, говоря об администрации, что де позиция ее наперед известна, то бишь, та самая - командно-административно-террористическая. Мне кажется, что студсовету найдется, что сказать Жабинскому, хотя бы устно, по поводу обвинения в сговоре с администрацией. Со своей стороны отмечу, что даже при некоторых спорных действиях нового студсовета или, напротив, - их отсутствия, администрация занимает подчеркнуто сдержанную, максимально невмешательскую позицию, не без надежды ожидая от нового состава самостоятельных и конструктивных действий, основанных на требованиях здравого смысла общежития. Элементарная же логика развития событий в общежитии давно предопределила единственное решение, которое не могло не совпасть у собрания и ректората:
а) необходимость прописки для непрописанных;
б) подселение жильцов на имеющиеся в комнатах свободные места для выделения необходимых свободных комнат стажерам - преподавателям музучилищ, возвращающимся из армии студентам, для самостоятельных (тихих) занятий, приезжающих родителей. Удивительно, что такой умный и сверхпроницательный студент не хочет замечать этой логики, а видит лишь желаемое для него криминальное "согласование".

И следующий пример, необходимый Жабинскому для созидания негативного образа оппонентов (того же рода изготовления) - предположительно-утвердительный: ни администрация, ни комендант, ни профком и комитет комсомола не вселяли в общежитие, параллельно принятому решению собрания и приказа ректората, никакой очередной семьи. Можно было бы продолжить перечень подобных фактов «свободной интерпретации». Думаю, что подобные «приемы» - свидетельство некоей неровности морально-этических качеств автора статьи.

И еще один штрих. Жабинский не набрался смелости вступить в открытую дискуссию с членами студсовета, участниками собрания на самом собрании, наверное, не надеясь на убедительность тех аргументов, которые могли быть употреблены им в столкновении мнений. Его красноречивое молчание на собрании вряд ли свидетельствовало о реальной заинтересованности в отстаивании интересов студентов первых и вторых курсов и, тем более,-в изменении дел в общежитии в лучшую сторону. Что же касается самого решения студсовета и собрания о переселении, в первую очередь, студентов первого и второго курсов, к числу которых принадлежит Жабинский, то это решение того большинства (66 - за, 4 - против), которое пожелало явиться на собрание и вправе считаться полномочным. По этому поводу можно дискутировать, но подчиниться ему должно. Выступление же в стенгазете задним числом, уже без оппонентов, с подготовкой удобных для построения концепции, но далеких от правдоподобия, упомянутых фактов, на мой взгляд, свидетельствует в большей мере о литературно-публицистической талантливости Жабинского, чем о ценности его нравственных установок в начале жизненного пути. Хотелось бы надеяться на преувеличенность своих огорчительных выводов о студенте, как о полноправном моралисте.

А.С.ДАНИЛОВ